Африканская зимняя сказка

Имени автора я точно не помню, а вот его титул до сих пор помню наизусть: "Управляющий королевской зимней школой сельского хозяйства". При слове "управляющий" я, будучи маленьким ребенком, мог представить себе что-то определенное, например, начальника вокзала, а слова "зимняя школа сельского хозяйства" были для меня чем-то сладким как сказка - школа наподобие вокзала или школа, растворяющаяся в белизне.
Но вернемся к началу. Этот почетный доктор Шляйер, тот самый управляющий не просто зимней, а еще и королевской школой, был автором книги "Млекопитающие земли", той самой книги, с которой началось мое пробуждение для этого мира. Это была книга моего деда, она стояла рядом с Библией на буфете. И так же как мой благочестивый дед называл Библию "Книгой", так и для меня она, стоящая рядом, была "Книгой".
Обязательные визиты к деду вместе с моими родителями, а порой, к несчастью, и с другими родственниками, я не любил, только одно меня утешало - Книга. Должно быть, я провел вместе с ней сотню часов. Вообще то, я очень любил своего деда, просто я не любил бывать у него вместе со взрослыми, они нам мешали. Они мешали, когда я сидел, склонившись над Книгой, а они своей повседневной болтовней возвращали меня из африканских степей в Цофинген, где жил мой дед. А когда мы бывали наедине, он жил вместе со мной в африканских степях.
Позднее, когда я немного научился читать, я перечитал эту книгу десятки раз: "Ягуар - это хищник, обитающий, в основном, в Южной Америке", а "шерсть сиамской кошки гладкая и имеет переливчатый серовато-желтый цвет". Что это за цвет, я не знаю до сих пор, но вероятно, это и есть цвет зимней школы, этой чудесной зимней школы, которая начинается где-то на вокзале и уводит далеко в африканскую степь, где в своей Южной Америке обитает ягуар.
Собственно говоря, при таких условиях я должен был стать большим любителем животных, заядлым посетителем зоопарка или вообще крупным специалистом по обитателям степей. Но ни кем из них я не стал, а стал я всего лишь мечтательным учеником сказочной, переливающейся разными цветами зимней школы.
Теперь эта Книга у меня. Она больше не стоит в одиночестве рядом с Библией, а живет на большом стеллаже. И это немного обидно, потому что та Книга, в которой есть все, абсолютно все, весь мир, стоит теперь в одном ряду с другими книгами, в которых есть только кое-что. Время от времени я открываю ее, и всегда бываю немного разочарован, в первый момент она уже не кажется мне такой потрясающе красочной. Но если долго ее разглядывать, она приобретает цвета воспоминаний, цвета, которые подобно переливающемуся серовато-желтому не принадлежат цветам этого мира, а являются цветами того мира, который начинается на вокзале управляющего Шляйера, на сельскохозяйственном королевском вокзале.
Если бы тогда я правильно понял содержание Книги, я, должно быть, стал бы любителем животных, любителем млекопитающих, но, к счастью, я понял это содержание неправильно. "Млекопитающие земли" - для меня тогда важнее были не животные, а Земля, вся та Земля, что находится где-то в Африке.
В Африке я не был еще ни разу. И все дело здесь в переливающейся школе, потому что все то, что там учишь, ты учишь не для того чтобы преуспеть или пойти дальше, а для того, чтобы остановиться и помечтать. Впрочем, еще у этой Книги был свой запах, сильный, въедливый, который, даже несколько часов спустя, чувствуется на пальцах. Для меня этот запах стал запахом букв. Что бы я ни читал, буквы напоминают мне запах управляющего зимней школой. И где бы ни оказывалась Книга в эти годы, будь то дом моих родителей, где царит порядок или мой дом, где этого порядка нет - она все равно сохраняла свой запах. Нужно было мыть руки не перед тем, как взять ее, а после - но я этого никогда не делал. Королевский Шляйер не раз упоминает о том, что барсук издает неприятный запах. Я нахожу, что это мило и тактично с его стороны.
Это была хорошая школа, эта зимняя привокзальная школа. А хороша она была тем, что нужно было лишь выучить, что существует Земля, и эта Земля огромна и богата. И мне было позволено в этой школе понимать все неправильно, и я во всю пользовался этой привилегией. А под конец не осталось ничего кроме запаха, который сопровождал меня всю жизнь, запаха букв.
Невозможно себе даже представить, что бы случилось, если бы я ходил в такую школу, где нужно учить какой-нибудь предмет, например, млекопитающих, в такую школу, где бы поощряли талантливых детей и открыли бы мой талант в изучении млекопитающих. Возможно, тогда бы я отправился в Африку, но я бы никогда не попал в Африку Шляйера, привокзального управляющего переливающейся зимней школой.