Участник №37

Зимняя сказка про Африку

Имени я сходу не назову, но зато его звание я до сих пор помню наизусть: «Глава королевской сельскохозяйственной зимней школы». Под словом «глава», как мне представлялось в моем в то время еще детском воображении, скрывался глава вокзала, а «зимняя школа» у меня вообще ассоциировались с чем-то сказочным – школа размером с вокзал и школа, утопающая в белом цвете.
Но обо всем по порядку: этот Доктор Аугуст Шляйер, тот самый глава школы, которая была не только зимней, но и королевской, является автором книги «Млекопитающие Земли», той книги, с которой я вошел во взрослую жизнь. Это была книга моего деда, и она стояла рядом с Библией на полке в столовой. И подобно тому, как мой набожный дед называл Библию «Книга», для меня «Книгой» была та, которая стояла рядом с ней.
Когда я с моими родителями и иногда еще – к моему сожалению – с другими родственниками вынужден был ехать к деду, против моей воли, тогда для меня единственной отрадой была книга. Мне приходилось проводить сотни часов с ней. Впрочем я очень любил своего деда, мне просто не нравилось навещать его вместе со взрослыми, они отвлекали. Они также отвлекали, когда я сидел там, погруженный в чтение, а они своей глупой будничной болтовней возвращали меня из африканской степи назад в Цофинген, где жил мой дед – но когда мы оставались одни, он тоже переносился в африканскую степь.
Позднее, когда я немного научился читать, я зачитал эту книгу до дыр: «Ягуар – очень кровожадное животное, обитающее в основном в Южной Америке», и «У сиамского кота гладкий мех серовато-желтого цвета». Я до сих пор не знаю, какой цвет называется серовато-желтым, но должно быть это цвет зимней школы, той волшебной зимней школы, которая начинается где-то на вокзале и ведет далеко в африканскую степь, где помимо прочих также обитает ягуар в своей южной Америке.
Вообще-то, при таких условиях я должен был бы стать большим любителем животных, увлеченным посетителем зоопарков или даже солидным знатоком степных животных. Однако я не стал кем-то из этого списка – только школьником, тоскующим по сказочной, серовато-желтой зимней школе.
Теперь я владелец этой книги. Она уже больше не стоит одиноко возле Библии, а находится на большом книжном стеллаже. Мне немного грустно из-за этого, ведь как нарочно та книга, в которой содержится все, все, весь мир, теперь стоит рядом со всеми остальными книгами, в которых содержится только часть всего. Время от времени я раскрываю ее, и каждый раз сразу же разочаровываюсь, она больше не кажется необыкновенно красочной с первого взгляда, но после длительного просмотра она все же обретает забытый цвет, тот цвет, который подобно серовато-желтому цвету не принадлежит этому миру, а является цветом того мира, который начинается на вокзале главы Шляйера, на сельскохозяйственном королевском вокзале.
Если бы я уловил тогда смысл этой книги, я бы точно стал любителем животных, любителем млекопитающих, но я к своему счастью неправильно понял ее – «Млекопитающие Земли», не сами звери, а земля привлекала меня, вся та земля, которая расположена где-то в Африке.
Мне еще никогда не доводилось бывать в Африке. Такова суть школы серовато-желтого цвета – то, что в ней изучается, изучается не для карьеры и успеха в жизни, а для бытия и мечтаний. Впрочем, у книги был также запах, сильный, едкий, он еще долго остается на пальцах. Для меня этот запах стал запахом букв. И что бы я ни читал, буквы напоминают мне о запахе главы зимней школы. И где бы с тех пор ни находилась книга, в аккуратном доме моих родителей или в моем неаккуратном, она сохраняла свой запах. Стоило мыть руки не перед тем, как взять ее в руки, а потом – я же не мыл их никогда. Величественный Шляйер не единожды упоминает, что барсук дурно пахнет, я нахожу это вежливым и весьма любезным с его стороны.
Это была хорошая школа, вокзальная зимняя школа, и хороша она была тем, что не нужно было изучать ничего кроме земли – кроме того, что она есть и что она велика и богата. И я мог в этой школе все понять на свой манер, и я в избытке пользовался этой привилегией. А в итоге не осталось ничего другого, кроме запаха, запаха, который сопровождал меня всю жизнь, запаха букв.
Нельзя даже и вообразить, что бы могло произойти, останься я только в той школе, в которой нужно изучать разные вещи, например, млекопитающих, в той школе, в которой поощряли очень способных учеников и заметили бы мои способности к изучению млекопитающих. Возможно, я бы тогда поехал в Африку, вот только я бы никогда не попал в Африку Шляйера, главы вокзала и серовато-желтой зимней школы.