Участник №25

Африканская зимняя сказка

Фамилию его я уже не вспомню без подсказки, а вот название должности не забыл до сих пор: «Смотритель королевской аграрной зимней школы». Он представлялся мне, ребенку, кем-то вроде станционного смотрителя, а «зимнюю школу» детское воображение превращало в сказочное заведение, нечто среднее между школой и станцией, все утопающее в белоснежной дымке.
Впрочем, не буду забегать вперед. Этот самый д-р Ауг. Шлейер, смотритель школы не только зимней, но еще и королевской, написал труд «Млекопитающие Земли». В обнимку с этой книгой я провел все детство. Мой дед, которому принадлежало издание, держал его на буфете рядом с Библией. Старик был набожен и благоговейно называл Библию «Книга». Для меня же такой Книгой стал соседний том.
Когда мы с родителями, а иногда, к сожалению, и с другими родственниками, гостили у деда, Книга становилась моим единственным спасением. Кажется, сотни часов я провел, склонившись над ней. Деда своего я очень любил, а вот взрослых, которые навещали его вместе с нами, терпеть не мог – они только мешали. Их обыденная болтовня каждый раз вытаскивала меня из африканских степей и возвращала обратно в Цофинген, где жил дед. Впрочем, наедине со мной он тоже становился жителем африканских степей.
Позже, научившись разбирать буквы, я перечитывал Книгу десятки раз. Как сейчас помню: «Ягуар – кровожадное животное, обитающее по всей Южной Америке», или: «Сиамскую кошку можно узнать по плотно прилегающей шерсти изабеллового цвета». Я до сих пор точно не знаю, как выглядит изабелловый цвет, но почему-то уверен, что именно в него покрашены стены зимней школы – той чудесной школы, которая начинается с железнодорожной станции и ведет в бескрайние африканские степи, где по всей Южной Америке обитает ягуар.
При таких обстоятельствах у меня были все шансы стать страстным любителем животных, завсегдатаем зоопарков, или крупным специалистом по степной фауне. Только ничего такого из меня не вышло: я остался лишь пылким учеником сказочной зимней школы изабеллового цвета.
Теперь Книга перешла ко мне. Она уже не ютится где-то по соседству с Библией, а занимает специально отведенное место на большом стеллаже. Конечно, бывает немного жаль, что Книга, вместившая в себя все на свете, целый мир, должна стоять среди остальных книг, которые ничего особенного в себя не вместили. Время от времени я беру ее с полки, и в первый миг всегда разочарованно вздыхаю: нет больше того буйства красок, что так поражало воображение когда-то. Но я продолжаю внимательно вглядываться в поблекшие рисунки, и мало-помалу они наливаются цветом воспоминания, который, подобно изабелловому, невозможно отыскать нигде в этом мире. Это цвет совсем иного мира – того самого, что начинается с аграрно-королевской станции, станции смотрителя Шлейера.
Пойми я в свое время, о чем говорится в Книге, быть бы мне сейчас любителем животных и знатоком млекопитающих. Но, к счастью, я понял ее совершенно неправильно: в названии «Млекопитающие Земли» самым притягательным казалось вовсе не слово «млекопитающие», а слово «Земля», которая, по моим представлениям, должна была находиться где-то в Африке.
В Африке мне побывать не довелось. Таково уж главное свойство изабелловой школы: в ней учишься не затем, чтобы выбиться в люди и объездить полсвета, а для того, чтобы овладеть искусством мечты, оставаясь здесь и сейчас.
Да, еще от Книги исходил особенный запах. Стойкий, очень резкий, он прямо-таки въедался в пальцы и не исчезал часами. С тех пор мне кажется, что так пахнут все буквы на свете. Что бы я ни читал, буквы неизменно напоминают о запахе школы зимнего смотрителя.
И куда бы ни попадала Книга – в аккуратный дом моих родителей, или в мой собственный, где все перевернуто вверх дном, - она сохраняла этот запах. Нужно было мыть руки не перед тем, как за нее браться, а после. Кстати, именно этого я никогда не делал. Между прочим, королевский Шлейер совершенно обходит молчанием тот факт, что барсуки воняют. Мне кажется, это очень любезно с его стороны и говорит об исключительном чувстве такта.
В общем, зимняя станционная школа была на редкость хорошей школой – прежде всего потому, что единственным обязательным предметом в ней была наука о Земле, о ее просторах и изобилии, причем понимать ее дозволялось совершенно неправильно, и этой привилегией я наслаждался сполна. А потом все закончилось, и остался лишь запах, который сопровождает меня постоянно – запах букв.
Страшно подумать, что могло бы произойти, если бы я учился в одной-единственной школе, такой, где проходят исключительно нужные вещи - млекопитающих, например. Там всегда стремятся поощрять таланты, поэтому мой талант к изучению млекопитающих наверняка не остался бы незамеченным. Возможно, тогда я побывал бы в настоящей Африке, зато никогда не попал бы в ту, что начинается с изабелловой зимней школы станционного смотрителя Шлейера.